КАПИТАН «ДИАНЫ»

Через несколько дней пленники были доставлены в японскую гавань Хакодате и помещены в тюрьму, вполне достойную токугавского режима: это был деревянный барак, в котором стояли клетки.

Клетка, в которую заключили капитана «Дианы», была «в ширину и длину фут восьми: от коридора отделялась деревянною решеткою из довольно толстых брусьев»... Деревянная скамейка да три-четыре циновки на полу, маленькое окошко с видом на Цугарский пролив — вот помещение, в котором Головнину предстояло провести неопределенное время, может быть, всю жизнь...

*

Начались бесконечные допросы. Пленников заставляли да­вать показания не только по сути дела, но и выпытывали всевоз­можные сведения о Камчатке, о состоянии русского флота и о России вообще.

«Куда Резанов поехал из Японии?», «Каким путем он воз­вращался в Россию?», «Когда прибыл в Петербург?»

Головнин пишет: «Когда бы они узнали, что Хвостов и Да­выдов были нам знакомы, тогда вопросам их не было бы конца: они непременно захотели бы знать: чьи они дети, как воспиты­вались, каких были лет, какого нрава и образа жизни и проч. и проч.; и потому-то, чтоб избавиться таких скучных, или лучше сказать мучительных опросов, сказали мы, что знали их только по одним слухам».

Сёгунские чиновники работали не спеша. Один начальник сменялся другим, вопросы сыпались градом, секретари все запи­сывали, сверяли и уточняли и при этом не верили тому, что го­ворят допрашиваемые.

Единственным светлым проблеском в этой монотонной серии допросов было письмо с «Дианы», которое японские следователи показали заключенным с требованием точно объяснить его со­держание.

Уходя из Кунашира, Рикорд оставил это письмо на берегу.

Он писал, что у него слишком мало средств, чтобы освободить пленников, и поэтому он уходит в Охотск, где будет добиваться «умножения наших сил».

«Если японцы позволят вам отвечать,— писал Рикорд,— то предписывай, почтенный Василий Михайлович, как начальник; мы все сделаем на шлюпе; все до одного человека готовы жизнь свою положить за вас. Июля 11 дня 1811 года, жизнью преданный Петр Рикорд»...

Как показало дальнейшее, Рикорд поступил правильно, хотя подготовка второй экспедиции в Японию заняла у него почти год.

Между тем допросы продолжались. Пленников возили в со­седний город Мацмай, где их допрашивал сам «бугёо» — губер­натор. Впервые из уст этого высокопоставленного чиновника они услышали слова, вселившие в них крупицу надежды: «Японцы такие же люди, как другие, у них также есть сердце, как у других, а потому вы не должны бояться и тужить. Дело ваше рассмотрят и если увидят, что вы не обманываете, то вас отпустят в Россию»...

Но до «рассмотренья дела» было еще очень далеко. Все про­токолы допросов и написанные русскими объяснения были отправлены в сёгунскую столицу Эдо (ныне Токио). До получе­ния ответа к пленникам были прикомандированы два японца для обучения их русскому языку. Прежде всего «учителям» была предложена тетрадь, в которой по алфавиту проставлены были все русские слова из письма Рикорда. В конце тетради было написано: «знак вас Англия, Франция или Голландия писать». Это означало, что против русских слов следовало про­ставить аналогичные слова по-английски, французски или гол­ландски.

Это было только начало.