ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ КОЛОМБЫ

Вот что произошло на самом деле. Казалось бы, Коломбе и ее сыну не могло быть никакого дела до скандалов в чужих семьях. Но «ла батальера» («воительница») и ее сын немедлен­но примкнули к лагерю «совратителя» и стали обвинять Дурац­цо в клевете.

Однажды, в воскресенье, при выходе из церкви, один из врагов «совратителя» подошел к нему и стал рассматривать его в упор. По корсиканским обычаям считалось, что публично бро­сать такие взгляды на человека — значит, оскорблять его.

—         Ты почему на меня так смотришь, безумец? — спросил «совратитель».

—        Потому что ты красавец, — ответил его противник.

Этой невинной реплики было достаточно, чтобы «совратитель» выхватил стилет, а оскорбитель вытащил свой. Через несколько минут «совратитель» лежал на земле с распоротым животом.

—       Убили нашего! — кричали сторонники Паоли, преимуще­ственно женщины.

Мужчины выхватили пистолеты, и первым среди них был друг убитого, Франсуа-Антуан Бартоли, сын Коломбы. Он на­правил пистолет в грудь убийцы, выстрелил и промахнулся. Франсуа-Антуан в ярости швырнул на землю свое оружие.

—       Я рассчитаюсь с ними! — закричал он.

«С ними» — означало, конечно, семью Дураццо.

 

Перестрелка в маки

Однажды, летней ночью, в дверь дома Бартоли постучался пастух. После длительного опроса из-за щита, прикрывавшего дверь, пастуха осветили фонарем из бойницы. Только убедив­шись в том, что это не обман, ночного гостя впустили в дом.

Дом Коломбы походил на форт. Столбы были придвинуты к окнам. На столах лежали ружья, порох и пули. Окна закрыты бревнами так, что оставалось лишь несколько щелей для стрельбы.

—       Дураццо поедут завтра на рассвете в Тоникеллу, — сооб­щил пастух, — сам старик и оба сына...

Коломба и ее сын переглянулись.

—   Все трое, — мечтательно сказала «воительница», — такой случай редко бывает. Нужно троих стрелков.

—   Мать, я бы справился с ними один, — мрачно отозвался Франсуа-Антуан, — потому что все Дураццо трусы.

—   Нет, — решительно сказала Коломба, — тут нужен залп, хорошо нацеленный!

—   И старика... тоже? — в ужасе спросил пастух.