ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ КОЛОМБЫ

—   Дураццо сами никогда не считались с возрастом, — отве­тила Коломба.

—   А если они... не все будут убиты? — робко спросил па­стух. Коломба смерила его таким взглядом, что он замолчал.

На следующее утро Франсуа-Антуан залег в кустарник маки с двумя помощниками.

В этот день никто не выходил из дома Коломбы. Из-за две­ри женский голос отвечал, что синьоры Коломбы нет дома — она, дескать, отправилась на могилы своих родичей.

Коломба находилась на верху родовой фамильной башни, от­куда хорошо была видна вся долина. В руках у нее была подзор­ная труба. С самого рассвета и почти до полудня пожилая жен­щина не сходила с плоской крыши, раскаленной безжалостными лучами корсиканского солнца.

Перед Коломбой простирались заросли маки — кустарника примерно двадцати различных видов, в том числе вереска. Путе­шественники пишут, что пряный запах маки, нагретого лучами солнца, ощущается далеко в море, у берегов Корсики. Кустарник этот образует почти непроходимую чащу, в которой легко укрыться любому человеку, преследуемому врагами или, наобо­рот, собирающемуся напасть на врага.

Долина Тоникеллы молчала. Не было видно ни одного чело­века. Даже собаки не перебегали дорогу.

Около полудня вдали гулко захлопали выстрелы, один за другим...

—       Ах, да это не залп! — досадливо произнесла Коломба.

Еще несколько выстрелов. Километрах в трех над кустами поднялись и растаяли белые дымки. Потом послышался свист и чей-то голос. Но на башне трудно было понять, кто именно кри­чит. Затем грохнул еще один выстрел.

Коломба застыла на крыше, как каменное изваяние. Она ждала. Долина молчала. И только через час в кружке подзор­ной трубы появились несколько человек: один шел впереди, дво­их несли на носилках, сделанных из ветвей.

Впереди шел старик Дураццо с рукой на перевязи. За ним несли его сыновей. Коломбе достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что на носилках лежат ее враги.

—        Эй ты, не робей! — крикнула она старику с башни.— Теперь ты доволен? Тебе приготовили свежее мясцо в Тоникелле.

Старик поднял седую голову и ответил спокойно:

—        Не спеши! И твой обед не принесет тебе радости. Мои-то пали храбрецами, и я, отец, везу их в тот дом, где они родились. А твой валяется там, на поле, и мои собаки рвут его
мясо...

«Воительница» испустила крик, о котором впоследствии дол­го вспоминали в Фоццано. Это был пронзительный вопль смер­тельно раненного животного… Ее с трудом сняли с башни и дота­щили до дома.

Франсуа-Антуан был похоронен в семейном склепе. Коломба велела высечь на могильной плите свое имя. Это означало, что она берет на себя ответственность за смерть сына и желает быть похороненной в той же могиле. Внизу были нанесены лишь ини­циалы сына «Ф. А.» и проставлена дата: «1834».