Далекое и близкое...

ПАПАША НАДАР

—        Вперед, на Севастополь! Возвращайтесь с победой! Да здравствует император!

Рыжий человек не снимает своего цилиндра. Он стоит при­слонившись к столбу, скрестив руки на груди.

—- Мосье,— возмущенно замечает ему дама в красной шляпке,— вы ведете себя не как француз!

Рыжий человек любезнейшим образом снимает цилиндр и низко кланяется.

   Перед вами, мадам, я готов даже встать на колени!

   Но, мосье... мосье...

   Надар, с вашего разрешения!

Это имя проносится по всему кафе. Сам Надар здесь! Зна­менитый Надар! Великий Надар! В 50-х годах имя Надара гре­мело по Парижу.

Он не поехал в Севастополь, но его ателье превратилось в подлинный клуб, где постоянно встречались самые популяр­ные писатели, артисты, изобретатели и художники. Парижские студенты называли его «папаша Надар». На стенах кабачков в латинском квартале красовались дружеские шаржи на «папашу Надара». Изображался он то верхом на фотокамере, то с фотокамерой на спине. В кафе на Елисейских полях по­всюду лежал его журнал «Пантеон Надар» с карикатурами на современников. Впоследствии «Пантеон» стал первым фотожур­налом во Франции.

«Панаша» был завсегдатаем кафе и кабачков. Его рыжая шевелюра мелькала в самых дешевых заведениях этого рода, где постоянно шумели студенты, непризнанные художники, их "подруги и поклонники.

Еще в 1841 году он написал об этой буйной молодежи роман «Платье. Дежаниры» — роман, который впоследствии вдохновил писателя Анри Мюрже на создание «Сцен из жизни богемы», а композитора Пуччини — на сочинение известной оперы «Бо­гема».

Ночью в крутых переулках Монмартра можно было увидеть процессию студентов, художников и их натурщиц. Впереди шли оркестр мандолинистов и приплясывающие молодцы с тре­щотками. Затем на плечах толпы, осененный огромной кар­тонной моделью фотокамеры, плыл «папаша Надар». Крылья мельницы де ла Галетт медленно вращались над его рыжей головой.

   Друзья! — восклицал он.— Какая панорама! Жаль, что я еще не придумал, как снимать ночь, но, клянусь вам, я запе­чатлею ночной Монмартр на пластинке, и вы увидите самих себя среди этих феерических закоулков! Фотокамера может все! Париж будет увековечен на стекле! Вперед, друзья, нас ждет двадцатый век!

   Да здравствует Надар! — кричали студенты.

В кабачках на Монмартре Надар встретился с плея­дой молодых художников, проповедовавших «светлую живо­пись».

—       Вон из темных студий! — таков был их лозунг.— Ближе к природе, к воздуху, к солнцу! К черту академию! Кто запре­тит мне написать на переднем плане картины спину своей

Оглавление