ДЕВА СВОБОДЫ

более убедительным советником. Капо­дистрия был обвинен в сношениях с заговорщиками, карбона­риями и революционерами. Он подал в отставку и уехал в Же­неву.

В апреле 1821 года Ипсиланти наконец выступил в поход и занял Бухарест. Здесь он встретился с румынскими повстан­цами Тудора Владимиреску.

В отличие от Ипсиланти Тудор Владимиреску опирался нe на бояр и священников, а на крестьянство и мелкобуржуазные элементы. Это заметил и Пестель. Он писал в донесении: «Вла­димиреску опубликовал прокламацию, в которой он говорит, что цель его... противодействие ужасным притеснениям, которым подвергается несчастная Валахия со стороны назначенных вла­стей, которые преступили свои права и угнетают народ всеми беззакониями, какие только можно вообразить».

Офицеры Ипсиланти расхаживали по улицам Бухареста в фантастически пестрых костюмах, танцевали на балах и меч тали вслух о тех временах, когда «безрукий князь» станет не только господарем Валахии, но и византийским императором. Солдаты греческого корпуса начинали роптать на своего на­чальника за топтание на месте — следовало немедленно перейти через Дунай. Среди генералов Ипсиланти не было ни одного румына. Сам он устанавливал дворцовый этикет и требовал, чтоб с ним обращались как с монархом. Истомленные голодом и барщиной валахские крестьяне смотрели на корпус Ипсиланти как на иностранную армию, которую поддерживают ненавист­ные им бояре и монахи.

Тудор предвидел, что турки скоро перейдут через Дунай п вторгнутся в Валахию превосходящими силами. Чтобы оттянуть время, он вступил в переговоры с турецким пашой. Но это не помогло. В конце мая султанская армия все же пересекла Ду­най и заняла Бухарест. Повстанцы ушли на север. Эту тревож­ную обстановку очень ловко использовала боярская верхушка, которая давно уже трепетала перед крестьянским восстанием и стремилась любой ценой избавиться от Владимиреску. Донос­чики представили Ипсиланти документы о якобы «изменниче­ских» переговорах Владимиреску с турецкими военачальника­ми. Рассвирепевший князь послал одного из лучших своих ге­нералов Иордаки Олимпиоти («Олимпийца») с кавалерией в лагерь Владимиреску с приказом привезти Тудора.

Ипсиланти встретил его градом оскорблений. Он называл Тудора предателем и турецким соглядатаем, топал ногами, хва­тался за рукоятку сабли и бегал по комнате в приступе ярости. Владимиреску спокойно возражал и разоблачил интриганов.

— Итак, князь— сказал Тудор,— ваша цель — освобожде­ние Греции. Вам здесь не место... Переходите Дунай и померяй­тесь с турками!

Ипсиланти несколько успокоился и намеревался уже «прос­тить» Тудора, когда ему доложили, что глава румынских партизан был ночью вывезен за город и заколот ятаганами. Сде­лала это арнаутская стража Ипсиланти, вероятно, не без ведома бояр.

Избегнуть сражения с турками было невозможно. Греки за­няли позицию у Драгошана, намереваясь атаковать первыми. Но первыми атаковали турки. Несмотря на отчаянное сопро­тивление «священной фаланги» и контрудары Иордаки, сраже­ние было проиграно, да его и нельзя было выиграть, не имея артиллерии. Ипсиланти бежал и по дороге разразился своей последней прокламацией, начинавшейся такими словами: «Вои­ны! Нет, я не хочу более осквернять это честное, священное имя, называя им вас. Трусливое стадо людей! Ваши измены и ковар­ные поступки заставляют меня оставить вас...»

В защиту «безрукого князя» следует сказать, что Наполеон разразился после Бородинского сражения подобной же бранью по адресу своей армии, но вовремя спохватился — его приказ не был опубликован.