РУКОЙ МОЖАЙСКОГО

Этот рисунок мог бы послужить хорошей иллюстрацией к гончаровскому «Фрегату «Паллада». Но предоставим слово самому Гон­чарову:

«...Показался несколько согбенный старик; от старости рот у него постоянно был немного открыт. За ним другой, лет со­рока пяти, с большими карими глазами, с умным и бойким лицом. Третий, очень пожилой человек, худощавый и смуглый, с по­никшим взором, как будто проведший всю жизнь, в затворниче­стве, и немного с птичьим лицом. Четвертый — средних лет: у этого было очень обыкновенное лицо, каких много, не выра­жающее ничего, как лопата. На таких лицах можно сразу про­честь, что, кроме ежедневных будничных забот, они о другом думают мало... Начал старик. Мы так и впились в него глазами: старик очаровал нас с первого раза: такие старички есть везде, у всех наций. Морщины лучами окружали глаза и губы; в гла­зах, голосе, во всех чертах светилась старческая, умная и при­ветливая доброта — плод долгой жизни и практической мудро­сти. Всякому, кто ни увидит этого старичка, захотелось бы выбрать его в дедушки. Кроме того, у него были манеры, обли­чающие порядочное воспитание...»

Мирная жизнь «Дианы» была нарушена внезапно. Утром 11 декабря 1854 года, когда корабль находился в заливе Симода, офицеры, сидевшие в кают-компании, почувствовали толчок, который потряс фрегат от киля до клотиков. Посуда задребез­жала, столы закачались, скамьи и стулья наклонились. И не­медленно боцманские дудки грянули сигнал: «Свистать всех на­верх!»

С палубы открывалась ужасающая картина. «Вода со дна моря буравила и словно в котле кипела,— вспоминает корабельный священник Василий Махов,— волны ее клубились и, взды­маясь, рассыпались брызгами; валы с моря один другого больше, один другого сильнее, с необыкновенным шумом и яростным грохотом напирали, захватывали берега, мгновенно заливали местность все далее, все более... Натиск воды, быстро распро­страняясь, добрался скоро до самого города, залил улицы и, воз­вышаясь более и более (до трех саженей высоты), затоплял, по­крывал, размывал строения...»

Надо представить себе японский город сто лет назад — ско­пищем легких деревянных домиков с бумажными перегород­ками,— чтобы понять, что осталось от Симоды через несколько минут после «моретрясения»...

«Диану» вертело по бухте. За тридцать минут корабль сделал сорок два поворота вокруг оси. Одновременно фрегат несло на скалы острова Инубасири. Неожиданно корабль остановился в нескольких метрах от утесов, как бы задумался, и так же не­ожиданно устремился в обратную сторону.

Японские суденышки стали добычей бушующего моря. Два из них налетели на «Диану». Фрегат отдал якорь и снял с палуб погибавших японцев. Вдруг «Диану» снова понесло к берегу — якорная цепь лопнула.

И даже в этом аду моряки «Дианы» сумели втащить на борт тонущую пожилую женщину. Фрегат накренился набок, потом выпрямился. Выяснились зловещие подробности: на поверхность бушующего моря всплыли часть киля и оторванный руль. Из трюма помпами откачивали воду. К счастью, вода в бухте на­чала успокаиваться. По волнам плыли крыши и трупы. Через несколько часов море вошло в берега.

Неподалеку от исчезнувшей Симоды офицеры фрегата нашли удобную уединенную бухту Хеда.

За три дня с фрегата свезли на берег артиллерию со стан­ками и подвели под корму парус. Течь сразу уменьшилась. Тогда приделали самодельный руль.

На следующий день израненная «Диана» снялась с якоря и медленно стала двигаться к северу, к подножию знаменитой горы Фудзи. До Хеды оставалось только семь миль, но ветер стал встречным. Фрегат не слушался руля. Течь снова стала увеличиваться. «Диану» вновь несло на буруны. Пришлось бро­сить три якоря.