СВЕТЛАЯ ЗВЕЗДА НА ГОРИЗОНТЕ

В печати впервые появились отрывки из волжских дневни­ков братьев Чернецовых. С редкой добросовестностью путники описывали день за днем на длиннейшем водном пути. Как вы­дающееся событие они отметили 4 августа встречу с пароходом, который «вел на буксире расшиву с дровами для своего употреб­ления». Дым из пароходной трубы был новинкой на Волге. Река была еще покрыта баркасами, белянами и парусными судами разных видов.

Миновали Симбирск. «Широкие чистые улицы, прекрасные домики с садами, некоторые из них выстроены с большим вку­сом...»

В конце октября Чернецовы прибыли к Ахтубе. «Ямщик гаркнул, и тройка понесла нас к остаткам столицы исчезнув­шего грозного царства Батыева... Увидели в поле курган и ме­стами разбросанный щебень, обозначающий следы больших строений. Ямщик, как бы увидев цель нашей поездки, сказал: «Это мамайские груды» — и, ударив по лошадям, залился разу­далой песнью...»

Большая опасность настигла «плавучий дом» Чернецовых вблизи Астрахани. 17 ноября градусник показал 4 градуса мо­роза. «Вдали у берега белелись какие-то полосы, которые мы приняли за пену после бури, но скоро выведены были из за­блуждения. Это были массы льда... Положение наше час от часу становилось опаснее... Мы с общего согласия решили, укрепя нос лодки, поднять парус и на счастье пуститься в разрез льдов. Это могло и спасти, и погубить нас...»

Путешественники спаслись. Под 18 ноября в дневнике за­писаны стихи — прощание с Волгой:

Конец благополучну бегу! Спускайте, други, паруса! А ты, принесшая ко брегу, О Волга, рек, озер, краса,

Глава, царица, честь и слава! О Волга, пышна, величава! Прости!..

В 1840 году братья Чернецовы отправились за границу. В Государственном Русском музее в Ленинграде хранится объ­емистая рукопись с рисунками. Она переплетена в плотный переплет с золотым тиснением. На титульном листе значится: «Путевые записки по Востоку братьев Г. и Н. Чернецовых в 1842 и 1843 годах». Под 3 (15) сентября 1842 года записа­но: «Настал определенный час, в который мы должны были оставить твердую землю Европы — Италию и Неаполь — и от­правиться в далекий путь, через сине-море, обвораживающее взор наш своими игривыми, лазурными и бирюзовыми отли­вами...»

Вот оно, «сине-море», скрытое в огромных альбомах аква­релей, как и «Записки», переплетенные в тяжелые переплеты с золотым тиснением.

Вот залитые солнцем стройные минареты Каира и Александ­рии. Вот покрытая иероглифами «игла Клеопатры», впоследст­вии бесцеремонно увезенная англичанами и ныне украшающая набережную Темзы в Лондоне. Вот пирамиды в Гизе...

Братья были приняты знаменитым в истории Ближнего Во­стока египетским правителем Мохаммедом-Али, и получили осо­бое право рисовать в мечетях. Но шел мусульманский пост Ра­мазан, мечети были полны молящихся, и пришлось перенести работу на улицы и площади.

Перед глазами художников развертывались картины, ни­когда ими не виданные. «Базар невольников,— писали Черне­цовы,— теперь опустел; по крайней мере публично уже не суще­ствует, хотя невольников и продают в закрытых местах. Нередко случалось нам видеть на улицах промышленников этого унизи­тельного торга, водящих полунагих абиссинцев по домам для сбыта этих несчастных».

В Каире Чернецовых настигла беда: тяжело заболел ехав­ший с ними самый младший брат, девятнадцатилетний Поли­карп. Врачи посоветовали увезти его на север, в более прохлад­ные места. Решено было ехать в Палестину, через Синай. Суэц­кого канала еще не было. Каравану предстояло пересечь без­жизненные пески Синая и Негева.