СЭР РОБЕРТ ВОЮЕТ...

«...Если бы можно было высадить хотя бы малый корпус английских войск, то это имело бы большое влияние. С таким корпусом мы могли бы собрать армию из немцев (!—В. В.), столь многочисленную, как нам рассудится»...

Письма Вильсона летели в Петербург одно за другим. Вблизи Кутузова не было более деятельного «осведомителя», чем сэр Роберт.

После перехода Наполеона через Березину и панического отступления его армии к Вильно в письмах Вильсона появились новые нотки. Он стал уверять, что союзников Наполеона можно легко «собрать под британским знаменем». Он любезно помогал пленным французским офицерам. Его рвение в борьбе с Бона­партом сильно убавилось, зато пропорционально возросло его рвение в борьбе с Кутузовым.

24 декабря, в Вильно, генерал Вильсон был принят Алексан­дром I. Царь так же, как и Вильсон, ненавидел Кутузова, зави­довал ему и боялся растущей популярности полководца. Не уди­вительно, что беседа «нечаянно согретого славой» самодержца и британского военного агента состояла преимущественно из клеветы на главнокомандующего русскими армиями. По словам Вильсона, царь объявил ему, что «фельдмаршал ничего не сде­лал». Царь жаловался на то, что он «вынужден» наградить Ку­тузова георгиевской лентой.

«Московское дворянство,— сказал Александр,— и поддержи­вает его и настаивает на том, что он первенствует в националь­ной славе этой войны»...

И про царя, и про его собеседника можно сказать, что оба они ничего не поняли в этой войне. Царь хотел сам «первен­ствовать» в разгроме Наполеона, а Вильсон добивался, чтобы Россия воевала за интересы Англии.

Не «московское дворянство», а вся страна поддерживала Кутузова, и слава его далеко затмила наспех сколоченную при­дворными льстецами «славу» Александра I. Полное уничтоже­ние наполеоновской армии рядом последовательных, глубоко продуманных операций сделало Кутузова одним из величайших военных гениев.

Следует отметить, что непосредственный начальник сэра Роберта, английский посол Каткарт, был далеко не в восторге от развязности своего агента. «Будьте столь любезны не забы­вать то, что я неоднократно повторял вам в беседах,— писал Каткарт Вильсону,— насчет неуместности ваших самостоятель­ных политических советов или поступков»... Каткарт раздра­женно сообщал в Лондон, что ему «очень трудно удержать сэра Роберта от политиканства».

«Политиканство» Роберта Вильсона, однако, продолжалось и после войны и завело его весьма далеко. Повздорив с руково­дителями консервативно-торийского правительства, он «уда­лился от дел» — уехал из Англии и поселился в Париже.

Здесь сэр Роберт сблизился с бывшими противниками. Он выразил величайшее возмущение по поводу расстрела наполео­новского маршала Нея и нежданно-негаданно оказался... на скамье подсудимых по обвинению в пособничестве бегству из тюрьмы графа Лавалетта, который приходился Наполеону чем-то вроде «свояка».

Лавалетт бежал из парижской тюрьмы накануне смертной казни, переодевшись в платье своей жены. Вряд ли ему удалось бы достичь бельгийской границы, если б Вильсон не уступил ему свою карету и мундир английского офицера. За это сэр Ро­берт был приговорен к трем месяцам заключения, от которого, впрочем, избавился, будучи представителем «победившей нации».

Через год в Лондоне появилось анонимное сочинение под названием «Очерк военного и политического могущества России в 1817 году», автором которого недвусмысленно называли «бывшего королевского комиссара» при армии Кутузова сэра Роберта Вильсона.