ВДОХНОВЕННЫЙ ЗЫГМУНТ

Пользуясь служебными командировками для обследования военных тюрем Литвы, Сераковский выехал в западные губер­нии. Не подозревая в нем революционера, его приглашали на совещания... по подавлению восстания! Но в один прекрасный день блестящий петербургский офицер исчез и появился в ле­сах Литвы под именем Доленго.

Итак, литовская пуща сомкнула свою сень над Сераковским. Как мало был он похож на блестящего петербургского офицера в своей национальной «чамарке» со шнурами, в кавказской папахе со шлыком и высоких болотных сапогах. Но это был все тот же «вдохновенный Зыгмунт» с бледным лицом и сверкаю­щими глазами. Он обратился с речью к своим косинерам (так назывались повстанцы, вооруженные косами), призывая их не щадить жизни в борьбе за дело отчизны, за землю и волю. В ответ послышались крики: «Hex жые вольна Польска!» — и в воздух полетели шапки.

Под знаменем Сераковского собралось до пяти тысяч повстанцев. Отряды «воеводы Литовского и Ковенского» объединяли отлично организованный «Дубпсский полк» Болеслава Колышко, литовские партизанские отряды Мацкявнчуса, кре­стьянских вожаков Битиса, Пупдокаса, Лукашунаоа.

В соседней Белоруссии действовал Кастусь Калиновский, поднимавший крестьян и приказавший своим командирам рас­стреливать реакционных помещиков-крепостников.

Сераковский также рассчитывал на всеобщее восстание крестьян. Он двинулся с боями к границе Литвы и Курляндии, думая поднять латышских батраков против немецких баронов и царских чиновников.

Такая тактика отнюдь не была фантастической. В те дни в далекой Англии Энгельс писал Марксу про литовское движе­ние, что «ближе к Курляндии оно приобретает даже прямо аграрный характер».

Но именно это оттолкнуло от повстанческой «красной деви­цы» белых шляхтичей, смертельно напуганных призраком «мужицкого топора». Центральный национальный комитет в Варшаве издал земельный декрет, по которому земля остав­лялась помещикам. В отдельных случаях шляхетские коман­диры отдавали приказы уничтожать целые деревни и расстре­ливать крестьян, если будет убит хоть один помещик.

«Вдохновенный Зыгмунт» шел своей дорогой. В глуши ли­товской пущи, на полянках под зеленоватым небом создавалась крестьянская армия. Перетянутые домоткаными поясами коси-неры обучались стрельбе и воинским порядкам. Бородатые, молчаливые возчики доставляли на фурах спрятанные под се­ном ящики с контрабандным оружием. Белокурые крестьян­ские девушки разносили под суконными плащами кипы листо­вок, подписанные Народным правительством. В ночной тишине слышались позвякиванье сабель и кос и вполголоса произноси­мый пароль: «Hex бендзе...» Разведчики-дозорцы расхаживали по деревням, собирая сведения о передвижениях карательных отрядов. Вдалеке от железной дороги маячили фигуры всадни­ков, чернеющие на холмах,— это были конные разведчики «ге­нерала Доленго».

А кругом было полное безлюдье. Поля и деревни словно вымерли. Только на железнодорожных станциях царские воин­ские патрули в башлыках хмуро вглядывались в окружающие перелески, каждую минуту ожидая начала перестрелки с неви­димым противником. Дукшты, Довгелишки, Свенцяны — везде зловещая тишина, словно перед бурей, застывшие в неподвиж­ном равнении рыжие стволы сосен и изредка слабый звук коло­кола католического костела, сзывающий не то на богослужение, не то на сходку.

Сераковский ждал, что пламя восстания перекинется в Рос­сию. До тысячи русских офицеров сражались плечом к плечу с поляками против гвардейских карателей. В марте 1863 года под Скалой пал в бою за Польшу русский поручик Андрей Потебня.